Четыре возраста Нулизы-сан [СИ] - Михаил Григорьевич Бобров

для плодов — длинные. Более всего растения походили на торчащие из грунта огурцы, только усеянные иглами длиной почти в локоть.

— Кактусов никогда не видела?

Луиза только вздохнула. И век бы не видела!

Ашигара посмотрела на нее внимательно.

— Так. Чтобы сердце не жгло, я тебе покажу сейчас, у кого настоящие проблемы.

Тут дорожка, наконец-то, вывела девушек на ровную террасу вдоль склона холма. Каблуки зазвенели по сохранившемуся бетону. Слева открылся домик в два окна: стены из металлических панелей, односкатная крыша. А справа вдоль бетонки Луиза увидела сразу три самолета. До сих пор самолеты она видела только на экранах и на картинках; правда, на Валькирии даже летала — но Валькирия что угодно, только не самолет. Здесь же три блестящие под ярким южным солнцем птицы устало присели на высоких стальных ногах. Самолетные ноги касались земли колесами — каждое выше колена Луизы. На колесах ближнего самолета, как на стульях, вокруг зеленого ящика сидели два человека, повернувшие головы к пришедшим.

— Доктор? — узнала девушка, — Корнет?

Корнет придержал отпущенное и повисшее на ремне оружие, чтобы магазином не ударилось о бетон.

— Восьмая… — Доктор присмотрелся к левому лацкану. — Ого, да ты уже нулевая. А где Тенрю?

— Первая, Шестая, Четвертая, — всхлипнула девушка. Доктор поднялся, подошел и бесстрашно уткнул голову Луизы в собственную продымленную куртку. Высокому хирургу Нулевая пришлась макушкой точно в солнечное сплетение. Ашигара придвинулась с другой стороны.

— Танька на берег сошла в Сиэтле. Теперь Тенрю. Нас из девяти две пары осталось!

Доктор молча гладил Нулевую по розовым волосам. Корнет смотрел в потрескавшийся бетон под ногами. Ашигара тихонько дышала над ухом. Папоротники кланялись ветру, кактусы торчали гордо. Шумели кусты, взломавшие корнями бетонку дальше к морю. Корнет подумал, что, наверное, девушки останутся тут ночевать, и надо бы прибраться во второй комнате. Он встал, прихватил термос и чашки. Уже у двери домика обернулся: человек, получеловек и не-человек стояли, обнявшись, под крылом истребителя.

* * *

Под крылом истребителя приятный прохладный ветер, запах сырой земли… Проснувшись, Луиза повернула голову направо и долго смотрела, как разбиваются о бетон мелкие дождевые капли, и как мокрые пятна постепенно сливаются в сплошное темное море, грозно подступающее к утесам толстого коврика, ошипованного против насекомых.

Вся ее здешняя жизнь вращалась вокруг моря — громадного, пугающего, ласкового, седого и синего — Тихого Океана. Но что потом? Что, если ее так никто и не спасет? Ошибется в расчетах профессор Кольбер. Не выдержит силы заклинания ректор Осман. Или мама… Кому мама, а кому — Карин Стальной Ветер — напугает всю Академию до дрожи зубовной и скрежета в коленях? А под взглядами начальства все вкривь да вкось, уж этому Владивостокская Школа научила Луизу твердо.

Словом — не спасут ее. Жить ей здесь. И быть ей… Кем? Что умеет она, кроме как совать копье куда надо и не надо?

Правду сказать, совать копье Ашигара учила крепко. В первый день Луиза вечером еще переоделась в чистое — во второй день как упала на спальник, на теплый бетон: полежу тут, пока Корнет заливает в термос какао — так и заснула. Спящую переодевала уже Ашигара, укрыв после заката коричневым шерстяным одеялом. Сама русалка до рассвета сидела на крыле, слушая ночные шорохи. Но к домику не вышли ни дикие свиньи, расплодившиеся неимоверно в джунглях; ни охотящиеся на свиней ягуары; ни те самые диверсанты-многоножки, которых опасалась Луиза.

Так что проснулась Луиза не от звуков тревоги, а от негромкой беседы. Корнет и доктор сидели на колесах истребителя, пили чай из высокого термоса с гербовой птицей Корнета (а на вид не скажешь, что дворянин), и беседовали все о том же океане, все о тех же Глубинных, с которыми теперь сплелась намертво и судьба ла Вальер.

— …Саранча. У них нет штаба, структуры, это просто биомасса. В океане! Вирусам для роста нужен какой-то носитель — а там вместо воздуха вода. И размножаться бактерии могут прямо так.

— …Плохо, морской живности конец. Что-то выживает только в холодных морях, вокруг срочно слепленных планктонных ферм.

— Ну да, мы ходили тогда с Акаги, пытались найти. — Печальный голос, даже знакомый. Луиза пока не проснулась настолько, чтобы узнать. — …Все выжрано. Ни водорослей, ни кораллов, ни рачков. Придется все заселять заново.

— Ага, будет нам теперь Институт Реставрации Природы во все поля.

— Сперва победить надо.

— Мы представляли будущее совершенно иначе… — по голосу Луиза узнала огорченного донельзя Корнета. — Думали: ну вот, с Туманом разобрались, опять в море без опаски — хрен там! Мы опять ошиблись. И снова море означает: враг.

— Человек намного более жестокая, хитрая и безжалостная скотина, чем мы думаем. Не вышло у девочек-кораблей нормальной жизни в реальном мире…

— И это мы обидели легкий крейсер Тумана. Не флагмана, не упаси боже Конго или там Айову.

— Вот потому наша цивилизация никак в космос и не вырвется. С каждым годом растут возможности отдельно взятого мудака… Проще ракету построить, чем воспитать школьный класс без мудака. И как мы к звездам потянемся, так сразу какая-то сука кнопку на стул подсовывает.

— А кстати, док, ты Рицко не писал? Насчет взвеси?

— Писал. Она даже нашла время ответить.

— И что? Интересно же! Как так Ото-химе ухитрилась произвести взвесь, которую вся планета больше пятилетки побороть не может? Но при этом свои удары глубинные наносят исключительно большими существами. Ни бактерий, ни вирусов каких, сплошные крабораки со сколопендроморфами.

— Насколько известно, взвесь Ото-химе придумала и сделала задолго до обиды на людей. Еще располагая всеми возможностями университетской лаборатории Токио и помощью той же Рицко. В море у Ото-химе хорошие возможности по селекции, но вот работать с геномом ей просто нечем.

— Не могу не сказать: к счастью, нечем!

— Кстати, почему ее зовут Ото-химе?

— Дочь Морского Царя так называется. У японцев… Не опоздаете?

— Правда, док, пора. Пойдем, провожу. Начинается день.

День тренировок! Луиза поежилась под одеялом. Предел физической усталости Ашигара определяла просто: ноги не дрожат? Еще разок! В Школе Луиза уже привыкла, что все канмусу намного сильнее людей; оказалось, что аватара Тумана еще сильнее. Ашигара с легкостью останавливала раскрученное копье и тотчас рубила противоходом; на раз делала «бантик со свистом», разгоняя тяжелую рогатину до такой скорости, что Корнет и доктор только языками цокали, не успевая следить за острием даже глазами! Луиза пыталась повторять удары — никогда она так не старалась, никогда у нее так ловко не получалось; казалось, ту злосчастную химе она бы сейчас развалила пополам! Но